Изображение
Человек, увы, смертен. У каждого из нас умирали родные и близкие: кто-то – в глубокой старости, кто-то – совсем, казалось бы, не вовремя – от болезни или трагической случайности. И в каждой семье, где есть маленькие дети, в таком случае встаёт вопрос: как сказать о том, что дедушка не вернётся из больницы или что одноклассница Лена погибла в автокатастрофе вместе с родителями?
Привыкать или отгораживаться?
Моя бабушка в начале войны с маленькой дочкой, моей будущей матерью, успела эвакуироваться в глушь Кировской области, пока дед был на фронте. Она была учительницей, и я спрашивала, как дети реагировали на смерть близких. Бабушка отвечала, что дети чаще всего не верили в это: "Они ведь не видели, как те погибали, это было далеко и выглядело, возможно, даже как игра. Да, мать плачет, но кто видел убитого отца? Никто. И дети верили в то, что отцы вернутся". Смерть, которая случилась не при тебе, – она как будто понарошку. То есть умом понимаешь, а сердце отказывается верить.
При этом дети, которые своими глазами видели смерть во время войны, как это ни парадоксально, привыкали к ней. Вспоминаю записки маленькой школьницы, которые хранятся в одном из белорусских музеев: девочка довольно буднично перечисляла, кто из её одноклассников погиб при бомбёжках и даже как они были травмированы, кто из знакомых был расстрелян оккупантами, кто умер от голода... То же самое происходит и сейчас во всех странах, где идёт война: детское сознание отгораживается от трагизма ситуации, иначе можно сойти с ума. Ну разве что смерть матери или другого самого близкого человека, произошедшая на глазах ребёнка, пробивает этот защитный кокон.
Сейчас, с одной стороны, мир в стране, с другой – со всех сторон доносятся новости то о терактах, то о бомбёжках где-нибудь в Сирии, то о зверских убийствах, то об апокалиптических предсказаниях типа "мы все скоро умрём из-за климата, загрязнения окружающей среды, новой страшной болезни, приближающейся кометы, нашествия инопланетян". Даже если родители дома не увлекаются такими новостями, то ребёнку ничего не стоит принести подобное из школы и даже из детсада. То есть смерть и её жертвы в фоновом режиме окружают ребёнка со всех сторон.
Изображение
Помните бабушку живой
Пытаться совершенно изолировать ребёнка от этой темы в социуме невозможно. И не нужно, потому что, как это ни парадоксально, смерть есть часть жизни, то есть её логическое завершение. Только вот как это подать человеку, не имеющему жизненного опыта? Есть две крайние точки зрения, которым предаются и детские психологи, и педагоги, и родители . Одна – это ничего от ребёнка не скрывать, пусть привыкает к суровой действительности. Дедушка умер – мы его закопаем в могилу. Вот посмотри, сынок, как дедушка лежит в гробу, поцелуй его в окаменевшую чужую щёку. Соседская Верка попала под машину, ей раздавило голову, а с раздавленной головой не живут. А другая точка зрения – это максимально вуалировать эту самую смерть. Дедушка не умер, он спит, а когда проснётся, то уйдёт жить в другой мир, где уже живут бабушка и другие усопшие родственники, он будет наблюдать за нами с неба и подавать знаки. Вообще никто не умер, все просто ушли в другой мир, где хорошо и спокойно, и ты, сынок, тоже туда уйдёшь, когда настанет срок. Почему нельзя уйти сейчас туда, где хорошо, а надо жить в этом окаянном мире и ждать какого-то срока, ребёнку непонятно.
Но крайности на то и крайности, что между ними должна быть взвешенная, приемлемая середина. Не заставляйте ребёнка смотреть на умершего родственника, пусть он помнит его живым – по семейным видео и фото, по его вещам – дедушкиной фуражке, бабушкиной вазе, по воспоминаниям о них. Ходить с ребёнком на кладбище – тоже довольно спорная инициатива. Сказать, что вот тут, в сырой земле, червяки едят дядю Федю или сестрёнку Танечку, – очень плохая затея. Ребёнку вообще трудно объяснить эту традицию закапывания. Совсем некстати брать с собой малыша на поминки, выпить-закусить на могилке, погалдеть с друзьями и родственниками, приехавшими издалека и собравшимися по такому случаю. Ребёнок может решить, что это ужасно весело. Если хотите напомнить малышу об умершем, то лучше делайте это дома, перебирая его фотографии или вещи. Ну а если очень хочется в память об усопшем посадить деревце или цветы и чтобы ребёнок принимал в этом участие, – лучше, если это будет во дворе, возле дома, на даче, в парке, на поляне, но не на кладбище. Кладбище – это не место для детских прогулок.
Если умер любимый родственник – объясните малышу, что человек уходит, а память о нём остаётся. И всё хорошее, что ты сделал при жизни, останется людям, так и тебя вспоминать будут. Этим можно мотивировать: злому будут вспоминать только его зло, доброму – добро, потому что человек, покинувший этот мир, уже не может стать другим и изменить наше мнение о себе. Поэтому так важно делать что-то хорошее. Можно вспомнить и сказки – когда герою, попавшему в трудную ситуацию, помогали те, кого он когда-то выручил.
Заместители усопших
И совсем отдельной главой стоит тема детей-заместителей. Это те дети, которых родили взамен умерших, которые должны заместить собою потерю. Даже в самых благополучных случаях такой ребёнок оказывается вольно или невольно сравниваем со своим "предшественником", и хорошо, если сравнение будет в пользу "новенького". А если нет?
У писателя Леонида Андреева есть жутковатая повесть "Жизнь Василия Фивейского" – о жизни провинциального попа. В ней попадья после смерти своего сына требует замещения – другого сына. Она страдает, пьёт, беснуется, ничего не помнит в своём материнском горе – даже собственную дочь, поскольку дочь жива , а сын утонул. Наконец, она рожает нового сына и полна радостных ожиданий. Увы, он оказывается идиотом – "в безумии зачатый, безумным явился он на свет". Всё кончается очень плохо для всех членов рушащейся семьи.
От замещающих детей ждут, что они будут такими же, каким был бы умерший ребёнок, если бы остался жив (а каким он был бы, безутешные родители твёрдо знают – они это себе нарисовали и не собираются отступать от нарисованного). То есть от малыша требуют, по сути, прожить не свою жизнь. Я знала одну такую семью. Когда моя дочь училась в музыкальной школе, у её педагога занималась девочка, назовём её Надя. Она была милая, застенчивая, с льняными кудрями, но категорически неспособная к музыке. Её мать, немолодая полная женщина со страдальческим лицом, платила исправно и за штатные занятия, и за внеурочные, покупала хороший инструмент, отличные ноты, дарила педагогам подарки... Только Надя не могла выучиться, хоть тресни. Она смотрела огромными голубыми, как у матери, глазами и вздыхала. Промучившись с нею несколько лет, педагог как-то проговорилась о Надиной судьбе. Оказывается, девочку родили как замещение брата-подростка, талантливого музыканта, утонувшего в море. Через несколько лет после окончания школы моя дочь случайно встретила Надю на улице. Судя по внешнему виду, та спилась. Сказала, что забросила ненавистную музыку и школу заодно, ушла от матери к дальним родственникам и нуждается. Попросила денег "на жетон метро". Печальная судьба...
