Картина художника Джеймса Шеннона
С подачи фрейдистов в психологии XX века прижилась концепция, которую можно условно назвать «Мама виновата»: будто бы причина всего, что происходит в нашей жизни неприятного, кроется в отношениях с матерью и её поведении. Надо сказать, что в большинстве случаев причина именно такова. Но возведение этих случаев в абсолютную систему дало неприятные плоды.
Не стоит даже вспоминать те моменты, когда на отношения с матерью списывали травмы от перенесённого сексуального насилия. Но в двух аспектах превращение концепции «Мама виновата» в универсальную очень сильно навредило клиентам и психологов, и психиатров.
Когда советский учёный, психиатр Груня Сухарева обнаружила и описала аутизм, ей велели его «закрыть обратно», поскольку он никак не вписывался ни в последствия известных врождённых повреждений, приводящих к умственной отсталости, ни в советскую идеологию, которая гласила, что любой ребёнок может быть социализирован должным образом силой коллектива. Звучит как дикость и кажется чисто раннесоветским вывертом. Однако вот же – на Западе открытый аутизм немедленно был втиснут в концепцию «Мама виновата», что привело к неверному подходу к реабилитации детей с этой особенностью развития.
Согласно этой теории, детей с расстройствами аутического спектра рассматривали как пострадавших от эффекта «холодной матери» – матери, которая не выказывала достаточного принятия и привязанности к ребёнку. Поэтому «лечить» детей предполагалось психоанализом, по крайней мере тех, кто мог хоть как-то говорить или воспринимать составные предложения.
Эта концепция даже сейчас является официальной во Франции, где не намерены отказываться от неё в пользу более эффективной и проверенной временем ABA-терапии и других практик реабилитации. Одни матери доверяют официальной концепции и вынуждены сдавать детей в интернаты, где с ними будут работать посредством психоанализа (обычно безрезультатно), другие ищут способа избежать этого (и не оказаться под ударом соцслужб, которые обвинят в недостаточном уходе за ребёнком) и, как правило, выбирают переезд в другую страну, где ребёнок получит более современную и более эффективную помощь.
Что касается детей с аутизмом и холодности матерей , такая корреляция действительно наблюдается, но причина и следствие ровно обратные: нейротипичным (то есть без аутизма) матерям трудно установить эмоциональную связь с ребёнком, если они не получают понятной им отдачи. Кроме того, многие матери сталкиваются с эффектом «зловещей долины» – эффектом, который обычно связывают с куклами и роботами, но который проявляется и при общении с людьми с определёнными физическими и ментальными проблемами.
Второй вред, который нанесла концепция «Мама виновата» в середине ХХ века, до сих пор разгребают психологи и психотерапевты нашего времени. У многих девочек-подростков наблюдается кризис, связанный с изменением тела и отношением общества к прежней девочке в новом теле. Девочки очень часто испытывают диссоциацию – чувство разделения личности и тела, и дисморфофобию – чувство отторжения новой формы тела. Степень того и другого может варьировать от легчайшей до тяжелейшей.
Многие психологи и психоаналитики, оценивая переживаемый девочкой кризис сквозь призму представлений «Мама виновата», заявляли, что дело в материнской ревности к расцвету дочери, которую девочка бессознательно ощущает. В качестве мер для преодоления кризиса матери предлагалось стать союзницей расцвета дочери, «принять её сексуальность». Под последним предполагалось не спокойное отношение к подростковой мастурбации, например, а действия, которые подчеркнули бы привлекательность юной девушки для окружающих мужчин.
С одной стороны, подбор помады и кружевного белья мог льстить одним девочкам и успокаивать их. С другой стороны, девочка, против которой, казалось, бунтует собственное тело или которая переживала отчуждение от собственного тела, сталкивалась ещё и с тем, что мать настаивала на привлечении как можно большего количества взглядов, полных вожделения. С учётом того, что на возраст 13-15 лет в жизни девочки обычно приходится самое большое количество домогательств (крайне далёких от выражения восхищения или от флирта – именно домогательств, часто в самом грязном виде), проблемы только усиливались.
Актриса Натали Портман вспоминает, что после выхода фильма «Леон» ей хотелось слышать, как она смогла передать трагедию, а все вокруг обсуждали её соски, которые угадывались под майкой. Это было неприятно и тяжело. Клиентки психотерапевтов в наше время вторят ей: «Я хотела говорить о мире, о политике, которая тогда вдруг начала меня волновать, а меня знакомые спрашивали о поцелуях и свиданиях, а незнакомцы могли заговорить о моих лобковых волосах. Я возненавидела эти волосы, и не только их». (Обобщающий пересказ.)
Кроме того, представления о материнской ревности нанесли большую травму и самим матерям. Во-первых, они чувствовали напряжённость дочери от мужского интереса в её сторону и их естественным порывом было защитить девочку и немного продлить её детство. Во-вторых, матери говорили, что она обязана подставить дочь под эти взгляды, невзирая на чувства девочки, и она послушно подставляла, потому что боялась искалечить дочь, чем ей угрожали из колонок психологов в журналах и из пособий по воспитанию девочек-подростков.
Всё внутри говорило матери, что её дочери плохо и мать ведёт себя не как союзница. Но стоило ей поддаться внутреннему голосу, и она получала обвиняющий хор, который расписывал муки её дочери в будущем – муки из-за её материнской ревности. Это совершенно не способствовало душевному покою.
К счастью, в наше время, разбирая сложные отношения клиентов с родителями, психологи и психотерапевты намного осторожнее обращаются с концепцией «Мама виновата». И психология, и психоанализ не стояли на месте и ушли далеко вперёд от своей колыбели. Но иногда всё же можно наткнуться на обломок жестокой древности – вот почему стоит очень внимательно выбирать специалиста.
Автор: Лилит Мазикина, специально для проекта «Ресурсная психология».
