Всех когда-то привлекало самоубийство в каком-то его проявлении: раньше это была «Бедная Лиза» Карамзина, а сейчас – Есенин (кумир эмо и печальных подростков) и «Синий кит». Только чего же здесь привлекательного?
Эстетизация суицида
Как-то я осознала, что хочу броситься под поезд. Красиво, драматично, чтобы волосы назад и запекшаяся кровь на бледных губах. Только чтобы не больно и не насмерть. Да и зачем насмерть-то? Еще, не дай бог, действительно самоубьюсь. Нет, надо, чтобы мама рыдала у меня на груди, отец, закусив губу, ронял скупые слезы и все они кричали:
– Что же мы наделали?! О нет, наша девочка, наша любимая Анечка… Мы сделаем все что угодно, только бы снова увидеть твою улыбку…
А потом я с трудом открывала глаза и хрипло произносила:
– Мне ничего не надо… Я прощаю вам все. Не вините никого. Просто дайте мне уйти…
– Нет, ты будешь жить!
– Я уже отмучилась…
– О нет, спасите нашу дочь, нашу единственную дочь! Мы подарим ей новый телефон, разрешим завести хомячка и отведем в аквапарк!
– Мне ничего не нужно... Оставьте меня… Я любила вас…
Конечно, в результате мне должны были купить и телефон, и ноутбук, и хомячка, и даже британского вислоухого котенка. И обязательно в аквапарк, кино и «Макдоналдс». И еще я каким-то образом абсолютно здорова. И, конечно же, всем понятно, насколько сильно я не хотела умирать. Более того, сейчас я осознаю, насколько сильно я тогда хотела жить, хотя, конечно, мне и было очень плохо. Я чувствовала себя нелюбимой, плохой, и мне казалась такой красивой картина, где я вдруг становлюсь самой ценной, лучшей дочерью. Я ведь знала, что я плохая дочь. Что я плохая сестра. Что я хамлю родителям, кричу на братьев, что я злая и скандальная, что меня на самом деле не за что любить и ценить.
И я была права: если бы я сейчас встретила ту себя, послала бы в самый далекий лес в самую прочную баню. Тогда я хотела, чтобы меня любили просто за то, что я есть. Просто за то, что я жива. Чтобы поняли, как мне больно внутри. А ведь всегда жалеют мучениц и мучеников, им все прощают и их любят. А как было бы хорошо, если бы мне все простили! Если бы меня пожалели и полюбили! Как было бы замечательно, и я бы сразу стала другой! Я бы стала достойной любви, хорошей, даже лучшей, наверное.
Конечно, тогда я не понимала, что меня уже простили за все. А если и понимала, мне хотелось знать, что своими мучениями я заслужила это прощение. Очищение через страдание. Честно говоря, тупая, идиотская идея. Страдание может быть наказанием, но не способом очищения!
Почему ребенок может считать, что станет нужным и хорошим только после того, как испытает боль? Почему ребенок наказывает сам себя? Какого черта дети вдруг стали считать, что должны показать свою готовность умереть, чтобы получить прощение?!
Так же нельзя! Нельзя давать ремня, чтобы потом простить! Думаете, ремень – это наказание? Ага, щас! Ремень – это символ того, что ты не будешь прощен, пока не испытаешь боль. Думаете, крик – это наказание? Выражение злобы? Нет! Дети, разбив кружку, с содроганием ждут крика или удара и заранее начинают плакать. Они думают, что, получив моральную или физическую боль, станут достойны того, чтобы их пожалели и приласкали. Я видела, как приемные дети роняют случайно стакан, а потом судорожно рыдают, закрываясь руками от матери, которая и не думала кричать и бить их. Эта боль, это насилие – это цинизм, которого не должно быть в отношениях родителей с детьми. Наказание – это элемент дрессировки. Наказывайте собак и преступников. Не детей. Собак, кстати, тоже лучше не надо. Я видела, как трехлетний малыш во время истерик после пролитого на скатерть супа бил и кусал сам себя, не понимая, что это не единственный вариант. Насколько больным нужно быть, чтобы втереть в подсознание ребенка мысль, что за любой ошибкой следует боль?
Почему же дети во время переходного возраста начинают считать самоубийство красивым? Потому что это – искупление, высшая его мера. Изрезать себя, изломать, броситься с крыши или под поезд. Чтобы закончить мучение и обрести прощение со стороны всех, кто, кажется, не любил тебя и не ценил.
Как донести мысль, что любят? Что прощают, желают счастья и ценят? А может, просто не нужно убеждать, что провинившийся будет прощен только после мучений? Что может быть более красивым, чем принятие и любовь со стороны всех? Почти никто не хочет умирать. Все хотят, чтобы окружающие поняли глубину искупления, поняли, что я готова умереть, настолько я искупляю свою вину. Чтобы окружающие ужаснулись моей жертвенности и с ужасом крикнули: «Мы простим тебе все: твои желания, твою злобу, твою грубость, твое несовершенство и даже твоего везде писающего кота простим, только не умирай!».
Источник фото:
Почему детей влекут «игры смерти»?
Эти самые игры – страшная манипуляция, нацеленная на глупых, несознательных детей. Кстати, я как-то хотела в такую поиграть: мама и бабушка как раз начали паниковать из-за них, спрашивали, не играю ли я в такую. А я думала: может, начать играть и «случайно» оставить переписку открытой? Чтобы испугались и сказали что-то вроде: «Что с тобой? Чего тебе не хватает?» – и купили бы подарок, поцеловали, пожалели. Классика!
И суть даже не в подарке: я никогда не была корыстной, но мне очень не хватало того, чтобы просто подарили что-то, что я давно хотела. Не то, что нужно, а то, что хочется.
Разве раньше подростки не уходили из жизни добровольно? Разве раньше не было самоубийств? Если ребенок не хочет покончить с собой или «поиграть в смерть», он не вступит в группу, не начнет играть и не будет выполнять заданий. Нет, может, кто-то играет из любопытства, но тут возникает вопрос: а почему не сделать из любопытства что-то другое? Почему так манит боль и смерть? Почему так манит суицид? Эти игры стали неким символом того, что ребенок готов умереть. И если приглядеться, очень легко распознать по странице в социальных сетях «игроков». Если вовремя не забили тревогу – значит, не волновались о судьбе ребенка. А если не волновались, то ребенок сделает то, чего изначально делать не хотел, запуганный манипуляторами, чувствующий себя ненужным.
Я состояла в этих группах. А потом мама и папа забили тревогу. Стали контролировать. Я помню, как счастлива была тогда, когда меня обнимали, говорили, что любят, просили выйти из групп и больше никогда в них не вступала. Я была так благодарна. Я больше не вступала. Мне это было не нужно. Для меня «игры смерти» выполнили свою функцию, хотя, увы, не выполнили для многих других детей.
Что о детских самоубийствах думают ученые, читайте в нашей статье "Почему мысль о смерти становится для ребёнка привлекательной?".
