«Аня… Как бы ты отреагировала на то, что в нашей семье появится еще один малыш? Чуть младше Миши».
Пять лет назад он появился. Маленький, почти не говорящий. Пугающийся всех и всего. Он выглядел на полтора года и был совсем не похож на почти четырехлетнего ребенка.
В нашей семье было трое детей. Я, тогда одиннадцатилетняя девочка, восьмилетний Паша и трехлетний Миша. Маме было всего тридцать, и она жила детьми. Каждый из нас был до боли желанным, и каждый из нас планировался, каждого из нас ждали. Я помню, лет за пять до этого родители что-то говорили о том, что можно было бы взять приемного ребенка – только мороки много с документами, с врачами и школой приемных родителей. Говорили об этом один раз, так, между делом. Поговорили и забыли. А утром, когда я собиралась в школу, мама задумчиво сидела у компьютера и смотрела фотографии. Потом позвала меня и задумчиво, серьезно, неспокойно спросила:
– Аня… Как бы ты отреагировала, если бы у нас появился еще один малыш?
Я взглянула на экран. Худой, печальный мальчик с немного асимметричным лицом, светлыми волосами и грустным взглядом, в полосатой кофточке.
– Мам, этот малыш?
– Да, он… Немного младше Миши. На год почти.
Я почти не думала. Просто как-то само вырвалось:
– Ну, я бы его любила. А что, мы его возьмем?
– Да я просто его увидела и подумала… Что еще папа скажет… Ну, у него заболеваний много, с сердцем проблемы, да и нескоро… Не знаю, так, может быть.
С тех пор этот мальчик «поселился» в нашем доме. Мама не отходила от компьютера. Читала форумы приемных родителей, изучала, какие документы нужны, но ничего конкретного не делала. Много плакала. Часто говорила, что ей кажется, что это ее сын. Папа хмурился в ответ на мамины попытки заговорить, но мысль о приемном ребенке постепенно стала естественной и привычной. Мама мучилась. Ей было страшно. Она не знала, как поступить. Не знала, что делать. А потом вдруг началась школа приемных родителей. Я сидела с Мишей, когда родители убегали на занятия, когда таскались по врачам и собирали документы. Помню, как пришла тетя из опеки и окинула взглядом пару комнат. Этого оказалось достаточно, чтобы решить, что да, ребенку можно здесь жить.
Так прошел год, и однажды мама с папой, маленьким Мишей и бабушкой улетели в маленький городок, где находился детский дом. Мы остались с другой бабушкой. Мама присылала мне фото, звонила. Ей было страшно. Ребенок оказался совсем больным, почти не говорил. А вдруг не потянем? Вдруг потом пожалеем? Вдруг…
А под Новый год я вернулась из бабушкиной квартиры вместе с Пашей к нам домой. Это было похоже на тот момент, когда разворачиваешь рождественский подарок. Страшно, радостно, счастливо. Мама склонилась над детским стульчиком, поднося ложечку с кашей куда-то, где должно было быть лицо малыша. Заметив нас, улыбнулась:
– Коляша, смотри, кто приехал…
У нее на руках сидел малыш. Совсем малыш – крошечный, худющий, бледный, светловолосый мальчик. Оказавшись на полу, он разрыдался – ему тоже, как и нам, было страшно. Такой крохотный, он был похож на младенца, но никак не на почти четырехлетнего.
– Ну чего ты? Это Аня, сестра, Аня. Во-о-от… А это Паша, теперь это твои сестра и брат.
Коляша успокоился. Прижался к маме. Молчал. Я присела на корточки и улыбнулась ему. Получилось очень натянуто – я была в ступоре. Мне было очень странно и не по себе. Я была в тумане, как будто не осознавала, что происходит. Еще один брат… Коляша…
Источник фото:
Мы наряжали елку, рисовали, а я пыталась узнать, что это за маленький, беззащитный и испуганный человечек. Уже в душе я долго плакала – я понимала, что все изменилось, понимала безнадежность в глазах малыша, понимала, что еще немного – и я полюблю его. А он жадно пил, ел много сливочного масла. Знал два цвета – черный и синий, и одну цифру – четыре. Непонятно разговаривал и не слезал с маминых рук. «Мама, мама, мама, мама, мама!» – это слово он повторял непрерывно. Лип к юбке и не отпускал. Иногда замирал на кровати и медленно начинал раскачиваться из стороны в сторону. Когда мама показывала ему его старые фото – говорил, что не помнит про «домик». Только помнит про подругу Настю – девочку, с которой дружил. Его одевали в красивые курточки и рубашки, и он вертелся перед зеркалом, говоря: «Я красивый». Раздражал Мишу, а потом как-то Мишутка тихо сказал маме: «Мама, и как же я раньше без Коли жил?».
Я влюбилась в него. Через неделю я осознала, что люблю его больше жизни. Что приросла, что вот оно, родное. И мама говорила, что приросла. Что именно родное – свое, теплое. Как ей тогда показалось, что это ее сын.
Коляша оказался умненьким. Он много учился, хоть и терпеть не может трудиться. От логопедических упражнений у него болели язык и губы, у мамы сдавали нервы, но, постепенно ускоряясь, шло развитие, которого не было в течение трех с лишним лет. Больница, тяжелейшая операция, успех. Сердечко, прооперированное, когда малышу было полтора года, работало как нельзя лучше. И от боли разрывалось сердце, когда я видела старые фото и понимала, что вот здесь мы купаемся с любящими родителями, а он, маленький, хрупкий цветочек, совсем один. Совсем один…
Прошел год – Коляша расцвел. Его было не узнать – шрамы от операции зажили, он говорил, как должен был говорить в своем возрасте, учился читать. А мама снова начала тосковать. На экране компьютера стал появляться еще один малыш. Очень похожий на Мишу в младенчестве, пухлый, умилительный и, видимо, мамин. Все крутили пальцем у виска, но еще через год похожий на булочку мальчик вбежал в наш дом и плюхнулся на диван. Ему не было даже трех. Красивый, как ангел, умный, обаятельный малыш с адом в душе. Если ему только говорили «нет» – он начинал кататься по полу, бить и кусать себя, кричать до хрипа, пока не выдохнется. Израненный ребенок, совсем младенец, который никогда не просил помощи. Лучше орать на разрыв легких, чем попросить помочь. Не дали еще конфету – крик. Укладывают спать – истерика. А тут еще мой подростковый возраст, моя депрессия, мои скандалы, тут Миша и Коля, которые отказывались принимать истеричного и эгоцентричного мальчика в свои игры. Отец, работающий на износ, и эмоционально истощенная мать.
Мама говорит, что тогда ее спас наш кот – ее любимец. Он приходил каждый вечер и часа по два просто мурлыкал на ее коленях, закрывая желтые глаза. Потом – снова логопед, занятия, бешеный ритм жизни и катастрофически малое количество энергии. Как мама с папой выдержали – не знаю.
Сейчас Коляша, Владик и Миша ходят по выходным в Эрмитаж или Русский музей, плавают каждую неделю, делают с мамой пасхальный календарь. Говорят, Коляша очень похож на маму, а Владька – на папу. Манера говорить, жесты, привычки. Коля учится в первом классе, скоро перейдет во второй – мама отправила его в школу в восемь лет, чтобы дать больше времени на освоение в социуме. Они рисуют, играют, они счастливы.
Порой спрашивают: «А кого ты больше любишь? Своих или приемных?», и в такие моменты мне хочется зарядить в глаз. Я не вижу разницы. Умом понимаю, а сердцем – нет. Потому что как-то я, объясняя Коле, почему он появился не из маминого животика, сказала: «Коляша, потому что детки появляются по-разному. Одни – из животика, а другие – из сердца. Ты появился из сердца».
