Он не дожил до своего дня рождения всего один день… 27 октября у него в палате должны были собраться самые близкие. Уже были заказаны многоцветные воздушные шарики и его любимый торт «Тирамису», а Людмила Поргина рассказывала журналистам: «Коля полон решимости бороться и твердит мне: «Я не умру, я не умру!». Так что всё в руках божьих – когда суждено уйти человеку, тогда это и случится».
Она держала его за руку до последней секунды. Верила ли в то, что окажется сильнее страшной болезни? Это известно лишь ей самой. Точно можно сказать одно: если бы её не было рядом, вряд ли Николай Караченцов продержался бы 13 лет после аварии. Потому что именно она, фактически забыв о себе, день за днём вселяла в мужа оптимизм и заставляла его бороться. За что этой удивительной женщине честь и хвала…
Говорят, русская женщина, как никакая другая, способна на самопожертвование. Возможно, так оно и есть. Вот только каким должен быть человек, чтобы она отдала ему всю себя без остатка? Вряд ли у кого-то получится ответить на этот вопрос однозначно. Да и нужно ли пытаться составлять список лучших мужских качеств? Достаточно, наверное, сказать просто: он должен быть настоящим мужиком. Таким, каким был Николай Караченцов…
Источник фото:
«Я увидел её глаза и подумал: а вдруг я её больше никогда не встречу?»
Мы познакомились лет двадцать назад на съёмках фильма, имевшего рабочее название «Обречённые». Вышла ли эта картина на экраны, сказать, честно говоря, не могу. Но работа на площадке велась серьёзная. За обшарпанной дверью на втором этаже дома № 10 на Пятницкой шёл нешуточный бой, причём седьмой дубль сцены взятия ментами братков обещал быть далеко не последним. Актёры, забегая в импровизированную костюмерную, скидывали изрешечённые пулями пиджаки, наспех натягивали целые, спрашивали: «Караченцова ещё нет?» – и исчезали в дверях, чтобы ещё раз умереть перед камерой.
И тут появился он. Дежурно улыбаясь, бросил мужчинам: «Привет!». После чего перецеловал всех без исключения присутствующих женщин. Когда дошла очередь до меня, сказал волнующим баритоном:
– Дорогая, ты сегодня выглядишь ещё прекраснее, чем обычно!
Комплимент звучал смешно, так как он видел меня впервые. И это определило тему интервью – любовь, романы, личная жизнь секс-символа.
Услышав о том, что я жду от него откровенных рассказов о делах сердечных, Николай Петрович поперхнулся сигаретным дымом:
– Господь милосердный! Что же вы, журналисты, так зациклились на этой теме? Не о чем больше поговорить? Послушайте, я не хочу это обсуждать! Потому что – моё. На хрена остальные должны это знать?! И хватит об этом!
Отповедь не сулила лёгкого продолжения разговора, но журналистское упрямство подтолкнуло задать следующий некорректный вопрос, после чего Караченцов, затушив докуренную сигарету, достал из пачки следующую:
– Да обыкновенно мы с женой познакомились. Мне было двадцать восемь. Она проходила мимо меня по улице. Случайно проходила. И в какую-то секунду я увидел её глаза и подумал: а вдруг я её потеряю из виду и больше никогда не встречу? Мне сразу стало так страшно! Я подошёл, познакомился. И через некоторое время мы поженились. Всё!
– Вы жене цветы часто дарите?
– Я ей всегда помогаю и за собой всегда убираю сам. Не потому, что чистюля, а потому что сын смотрит. И собака. У меня классная собака – лабрадор. Хотите, я Вам про неё расскажу?..
«Без тренировок я не мог бы доиграть до конца ни один спектакль»
О том, насколько Николай Петрович любит свою собаку, в «Ленкоме» знали все. Лабрадорша была старенькая, сильно болела. Врачи от неё отказались, в один голос твердили: усыпи да усыпи! Но он решил всё-таки лечить, искал по всей Москве специалистов. Как ему удавалось, снимаясь одновременно в четырёх фильмах и играя при этом в театре, выкраивать время, чтобы таскать собаку по ветклиникам – разговор особый. Но Николай Петрович всегда придерживался принципа «чтобы не оставаться на месте, надо бежать изо всех сил». И бежал. От фильма к фильму, от постановки к постановке. Несмотря ни на что.
Однажды, во время спектакля «Юнона и Авось», парапет, по которому бегал Караченцов, рухнул. Упав с трёхметровой высоты, актёр повредил колено, да так, что практически не мог стоять на ногах. А в следующем эпизоде ему нужно было драться с Абдуловым. Как можно было это сделать, не понимал никто, однако на предложение остановить спектакль актёр ответил категорическим отказом.
– Поэтому, – как рассказывал потом Николай Петрович, – мы с Сашкой передвигались парочкой – он меня поддерживал. Таскал буквально на себе…
Как ни странно, драться Караченцову приходилось и в жизни. Был случай, о котором он мало кому говорил, но поскольку после того памятного интервью на съёмках «Обречённых» нам приходилось встречаться довольно часто, мне таки рассказал:
– Я вообще-то редко хожу по городу, чаще езжу. Но в тот раз иду по улице. Навстречу трое пьяных бугаёв, из пацанов. Один говорит: «О, смотрите, Караченцов идёт! Давайте его пристрелим!».
Я, честно говоря, даже испугаться не успел. Потому что пытался сообразить, что с ними делать – то ли шутить, то ли защищаться…
Источник фото:
Ну, в результате, конечно, разобрался. И это, между прочим, только потому, что я всегда в форме. А как иначе? Такие ребята в любой момент могут ко мне подойти и сказать: «Ну, давай, артист! Мы видели, какой ты крутешок на экране!». От этого никто не застрахован. Да и, вообще, без тренировок я не мог бы доиграть до конца ни один спектакль.
Как постоянные тренировки сочетались с тремя пачками сигарет в день, сказать трудно. Но курить Николай Петрович не бросил даже после того, как потерял голос. Снова заговорить он смог лишь благодаря очень хорошему фониатору. Но как только голос зазвучал, на радостях сразу побежал в магазин за «Примой»…
Кстати, есть ещё одна история, которую знают немногие. Её Николай Петрович рассказал, вернувшись с гастролей:
– Зашли мы в городе Сакраменто в ресторан. Поели. Захотелось, естественно, закурить. Пепельницы на столике нет. Я говорю официанту: «Будьте любезны!». А он мне: «У нас не курят!».
Взял я свой кофе, вышел на улицу, пристроился на тротуаре, достал пачку сигарет. Слышу, тот же официант мне через раскрытое окно говорит: «Мистер, я же предупредил: у нас не курят». – «Но ведь я же вышел из вашего ресторана!»
И знаете, что он мне ответил? Мне аж худо стало! Он мне заявляет: «У нас в городе не курят!».
В общем, всё время, пока мы были в Сакраменто, вместо того, чтобы смотреть на старинные пароходики, паровозики и деревянные тротуары, пробегал, как дурак, по городу. Искал, в какой бы подворотне наскоро высмолить сигаретку!
«Всё, что бы ни происходило на земле, зависит от любви»
Он всегда рассказывал о себе с большой долей юмора, причём это не было напускным, чувствовалось, что хотя и говорит, что с детства мечтал стать первым артистом, природный иммунитет надёжно защищает его от звёздной болезни. Во всяком случае, Николай Петрович никогда не стремился поддержать свою популярность. Говорил:
– Я вообще не тусовочный человек, там свои герои. И ещё, приходя в малознакомую компанию, побаиваюсь – вдруг скажут: «Николай Петрович, Вы салатик поели? А у нас тут как раз кстати гитарка!».
Петь я, конечно, люблю. Это приносит мне удовольствие. Знаете, говорят: поёт душой. Вот и я: мучаюсь, но пою своим хриплым скрипучим голосом. И прекрасно при этом понимаю, что мне никогда не стать ни Шаляпиным, ни Паваротти. Поэтому пою, лишь когда меня здорово занесёт…
При мне на песню его не заносило ни разу. Но, как известно, караченцовский «Кленовый лист» любили и старики, и тинейждеры; слушая его «Венец творенья, дивная Диана», смеялись даже самые серьёзные мэны; а от «Я тебя никогда не забуду» все российские домохозяйки рыдали навзрыд.
Источник фото:
Женщины вообще его обожали. Он это, разумеется, знал и даже привык к журналистскому вопросу об отношении к титулу «секс-символ». Отвечал:
– Я ведь мужчина с женской профессией. Как все артисты, мажу лицо, хочу понравиться. Говорят, наш актёрский труд напоминает древнюю профессию. Ту, которая из самых первых и великих.
А однажды, говоря о том, что никогда не нарушает ПДД, к слову рассказал:
– Ехал вчера по Тверской-Ямской. Останавливаюсь на красный. Рядом, в левом ряду, тёмно-серый Range Rover, и в нём совершенно очаровательная молодая дама ест виноград. Окликает меня: «Николай! Николай!». Меня – тьфу-тьфу, постучите по дереву! – такое внимание пока не тяготит, поэтому отвечаю ей спокойно: «Слушаю Вас!». Она: «Пока стоим, не хотите виноградику попробовать?». Я только успел сказать спасибо, а тут зелёный загорелся. Ну, так и поехал ни с чем…
Услышав этот, хотя и не слишком значительный «личный» рассказ, трудно было удержаться от замечания: «И всё-таки никогда не поверю, что в Вашей жизни никогда не было настоящей, стирающей все границы, пламенной страсти!».
Ответом стала совершенно обезоруживающая улыбка и признание:
– Ладно, расскажу. Была у нас в детском саду девочка. Мы с ней в тихий час сдвигали свои кроватки. А маму за это вызывала воспитательница…
– Опять Вы надо мной смеётесь, Николай Петрович!
– Да ладно, не огорчайтесь Вы так. Знаете же, что я прерываю эту тему в зародыше. То есть я, конечно, согласен, любовь – двигатель, и что бы ни происходило на земле, всё в какой-то степени от неё зависит. Но я – не любовник! Я – шут. Хотя на самом деле мне всегда хотелось быть одновременно и хулиганом, и остроумцем, и шутом, и национальным героем, и Ромео, и философом.
Он был каждым, кого перечислил. Всегда разным. Непредсказуемым. Но главное – неповторимым. Потому что жил по единожды и навсегда принятому правилу:
– У меня закон: никогда не повторяться. Чтобы ни в чём не было слепка со вчерашнего или с позавчерашнего. Каждый раз – как в последний. Или как в первый, если хотите. И так во всём…
