Депрессию изобрели психологи?

Источник фото: https://www.shutterstock.com/

Вариантов, как водится, два:

Number 1: Послеродовая депрессия была, и ее просто не замечали или называли по-другому.

Number 2: Само устройство жизни беременной женщины и начинающей мамы сразу после родов в дореволюционной России избавляло ее от послеродовой депрессии как явления.

Первый вариант мы не рассматриваем: фактов мало и оба вывода недоказуемы. А вот со вторым хорошо бы разобраться поподробнее.

Этнография беременности и родов

Фактически весь строй жизни в Российской империи был подчинен двум важнейшим событиям в жизни человека – рождению и смерти. Вокруг них складывались верования, обряды, обычаи. Этот строй был подчинен тому, чтобы помочь ребенку появиться на свет (а женщине, соответственно, родить), а старикам – достойно окончить жизнь. Все остальное было промежуточным и только подкрепляло основополагающие вехи жизни.

Судя по всему, так было и в языческие времена. Во многом так оставалось и в православии, которое восприняло из предыдущих верований все то нужное, что помогало человеку выжить, выстоять в суровых жизненных условиях. Но если признать вышесказанное как факт, стоит обратить внимание на то сопровождение женщины во время беременности и родов, которое идет исстари и которое сейчас мы назвали бы психологическим.

Правда, для его ведения не нужно было дипломированных специалистов: мамы и бабушки справлялись самостоятельно. И, судя по результатам (к таковым вполне можно отнести отсутствие послеродовой депрессии), делали это вполне эффективно. Так, может быть, стоит перенять что-то из их опыта и обратиться в этом вопросе за помощью и подсказками к этнографическим исследованиям? Что там и как было до и после родов в России?

Кстати, вопрос этот важен для изучения не только у русских, но и у других народностей России. Тем более что в этом вопросе соседки по стране явно обменивались опытом друг с другом.

Судя по проведенным исследованиям, каждое действо до и после родов имело для женщины и ее окружения значительный сакральный смысл. Аналогичные действа мы наблюдаем и сейчас, только современные специалисты стараются дать им вполне научное обоснование. (Для нас, мам, на мой взгляд, годится и то, и другое обоснование, был бы толк.)

Так, с древнейших времен родильно-крестильные обряды и ритуалы сопровождали всю жизнь человека – что знатного, что простого. Они формировались не одну сотню лет и, если перевести их на язык современных понятий, имели вполне практический смысл: снимали у женщин психологическое напряжение, способствовали благоприятному течению родов, оберегали жизнь и здоровье матери и ребенка, сохраняли работоспособность матери.

Современные врачи подтвердят: позитивный психологический настрой матери помогает снять если не большинство проблем, то многие, связанные с патологиями беременности и родов. Неудивительно, что беременную женщину начинали оберегать при помощи обрядов задолго до родов. Днем женщина подпоясывалась поясом супруга, вечером накрывалась плащом или зипуном (чтобы «мужская сила» охраняла ее и будущего ребенка) – это и многое подобное осталось еще с языческих времен.

На Руси считалось, что рождение, болезнь, смерть могут быть подчинены недоброму, нечистому, злому, загробному миру. Люди верили, что новорожденный или роженица могут принести в наш мир опасность для себя и окружающих, в связи с чем существовала масса обрядов для защиты матери и ребенка после родов.

Так, после родов совершали обряд очищения в бане. Повитуха клала младенца на веник и делала ему массаж, который в народе называли «растягиванием», компенсируя таким образом какие-то родовые дефекты. Роженица, по поверью, также считалась заново рожденной. По мере восстановления после родов полагалось, что она повторно рождается. Роль повитухи заключалась не только в помощи в родах, но еще и в ускорении «рождения» матери и в «очищении» ребенка. Банный обряд проводили в течение недели (иногда дольше).

Была в то время и еще одна психологическая отдушина, про которую мы, современники, начали постепенно забывать: как минимум еженедельные визиты в храм, молитва, покаяние, исповедь. Ну какой современный психотерапевтический сеанс сравнится с этим комплексным воздействием, особенно если нацелено оно на искренне верующего человека?

Нельзя забывать и о чисто физической и физиологической части существовавших тогда правил и обычаев. Благодаря системе православных постов и праздников, а также сопровождавших их запретов, зачатие ребенка и его рождение приходились обычно на самый благоприятный момент года – конечно, если муж и жена следовали всем этим установлениям. Но если супруги все соблюдали, это явно способствовало появлению здорового потомства. И, в свою очередь, еще более усиливало эффективность влияния соответствующего окружения и обрядов на благоприятное течение беременности и роды.

Депрессухе здесь не место

После родов женщина постепенно вовлекалась в опыт материнства под чутким (или нечутким – неважно, главное, что оно было) руководством старших женщин. Она практически никогда не оставалась один на один с новорожденным, рядом всегда была свекровь или (реже) мать. Ведь после замужества женщина переезжала жить в дом к мужу и оказывалась в подчинении у большухи (свекрови), которая со временем посвящала молодую женщину и будущую мать в знания, которые считались магическими, так как способствовали благополучию матери и ребенка. При отсутствии свекрови эти функции брала на себя бабка-повитуха.

После замужества женщину называли молодухой, такое наименование у нее оставалось до рождения первого ребенка. Только после родов она начинала признаваться обществом взрослым человеком. Материнство было одним из этапов становления женщины, основой уважения к ней.

В круговороте повседневных дел и обязанностей, при поддержке старших и помощи младших, женщинам после родов было попросту не до послеродовых депрессий. Вот их практически и не было.

Депрессуха на глазах у свекрови? С перспективой лишиться прав понянчить новорожденное чадо? Да не дай бог!..

Наверняка сказывалось еще и то, что беременная женщина часто работала до последнего дня и, бывало, рожала в поле, если семья была небольшая и перераспределить женский труд не было возможности. Но в первые дни после родов или спустя 40 дней после рождения ребенка был обычай приходить в гости к родильнице соседкам и родственницам с гостинцами.

Женщины своим визитом не только помогали в бытовом отношении, но и осуществляли психологическую поддержку, обозначали роженице ее новую социальную роль.

Советские новации

В советское время в России резко меняется представление о роли и цели материнства, причем вначале не у населения, а только у руководящих и, так сказать, направляющих. К счастью, до конца «направить» нас супротив человеческой природы они так и не смогли.

Тем не менее воспроизводство и воспитание новых граждан попытались сделать делом исключительно государственным, которое невозможно доверить безграмотной матери. Гораздо разумней тогдашние государственные деятели считали передать эту обязанность коллективу, а точнее, медицинским специалистам.

В 1920 году в резолюции по социальному воспитанию детей партийного совещания по вопросам народного просвещения отмечается, что «формой, наиболее отвечающей цели социального воспитания детей, должен быть теперь признан Детский дом, который охватывает полностью жизнь, воспитание и обучение ребенка в обстановке детской, общественной, без разлагающего влияния индивидуалистической семьи».

Как всегда, идея шла впереди паровоза и продвигалась в основном теоретиками от семьи, своих детей не имевшими или бросившими их на родственников чуть ли не с момента рождения. Например, знаменитой Александрой Коллонтай или Надеждой Крупской, которая до войны и долго еще после служила эталоном Женщины и Учителя.

Еще в 1899 году она в своей брошюре «Женщина-работница» отмечала: «В большинстве случаев женщина-работница поставлена в полную невозможность разумно воспитывать своих детей. Она совершенно не подготовлена к роли воспитательницы: она не знает, что вредно, что полезно ребенку, не знает, чему и как учить его. <…> Когда говорят об общественном воспитании детей, то под этим прежде всего понимают то, что забота о содержании детей будет снята с родителей и что общество обеспечит ребенку не только средства к существованию, но будет заботиться о том, чтобы у него было все, что необходимо для того, чтобы он мог полно и всесторонне развиваться» [Крупская, 1988: 17].

Практика теоретиков, как водится, поправила. Оказалось, что дети, идейно отнятые у матери и скученные в детдомах с рождения, чаще умирали, отставали в развитии, долго не начинали ходить и говорить и явно не были похожи на счастливых продолжателей коммунистического дела. Эксперимент с детдомами свернули быстро, в начале двадцатых. Тем более что матери отнюдь не спешили расставаться со своими детьми, с которыми якобы не знали что делать.

Тем не менее процесс освобождения женщин от детей не прерывался, он перешел к более гибким формам. Так, с 1945 года было введено круглосуточное обслуживание детей в яслях и садах (в городах – 40% от общего числа мест, в деревнях – 15%). Во многом это было вызвано не только чисто идеологическими причинами, но еще и банальной нехваткой рабочей силы после разрушительной войны. В дальнейшем планировалось отнимать детей с 4-летнего возраста у семей и воспитывать их в интернатах, прививая социалистические идеалы. Но и эти планы, к нашему счастью, не были реализованы из-за недостатка финансирования.

Впрочем, свое разрушительное влияние все эти процессы оказали. Культура и обряды материнства, которые накапливались и совершенствовались веками, практически за пару-тройку десятилетий оказались почти отвергнуты и забыты. А попытки их вспомнить и осуществить заканчивались если не репрессиями, то как минимум серьезным моральным осуждением.

Единственное позитивное нововведение тех лет – практика патронажных сестер, которые на дому за несколько посещений должны были учить матерей гигиене и правилам грудного вскармливания. Хоть какая-то замена свекровям, матерям и повитухам, которые раньше превосходно справлялись с этим сами.

Постепенно материнство перестало быть сугубо личным делом каждой семьи, переросло в общественно важное действо пополнения страны будущими строителями коммунизма. На этом фоне запрет абортов уже не выглядел абсолютно репрессивной мерой.

Ни то ни се

В современной России давно потеряна сакральность материнства. Женщины больше не руководствуются и социалистической идеологией. Но рождение ребенка так и продолжает оставаться общественным «мероприятием» и сопровождается обязательным сторонним вниманием.

Чуть ли не с самого момента зачатия женщина должна поставить в известность женскую консультацию о том, что в ней зарождается новая жизнь. Затем заблаговременно оповещает об этом работодателя, коллег... Дальше – больше. Как-то само собой разумеется, что раз беременными занимаются медики, сама беременность и роды воспринимаются уже как чисто медицинская проблема, наряду с какими-то заболеваниями. Соответственно, и подход к ним соответствующий. На психике будущей мамы это не может не сказываться.

Женщины чувствуют ущербность этой практики и пытаются заместить образовавшуюся пустоту суррогатами. Отсюда популярность различных практик «духовных родов», «пеленания» и «предварительных родов», перинатальной (дородовой) детской психологии, наконец, нового для нас института доул (о чем мы уже писали в статье https://www.proaist.ru/

Но и все это зачастую не спасает молодую мать от послеродовой депрессии, которая берется как бы ниоткуда и без каких-либо объективных причин. Возможно, усугубляется этот процесс окружением, которое воспринимается в лучшем случае нейтральным, в худшем – враждебным. Ведь чаще всего женщина рожает в присутствии ранее незнакомых ей людей, а затем еще несколько дней находится в больнице в компании и присутствии чужаков. Идет активное размывание границ частной и общественной жизни, которое оказывается дополнительным психологическим грузом.

Плюс к этому женщину разрывает на части. С одной стороны, она понимает, что стала матерью, что должна быть с ребенком, жить одной с ним жизнью во всех смыслах – и физическом, и психологическом. С другой – представление о материнстве и своем предназначении у современных женщин формируется с экранов телевизоров, страниц глянцевых и электронных журналов. Медиаидеал в образе женщины-модели, активной и деятельной, никак не совпадает с идеалом матери, формировавшимся веками.

Диссонанс настолько разительный, что реакцией на него в острых случаях как раз и является (в том числе) послеродовая депрессия. Неудивительно, что о ней не слышали в старой России: семейная гармония тогда еще не была нарушена последующей революцией и сменившим ее обществом потребления.

Очевидно, что в наше время мы не можем вернуться к магическо-ритуальной форме ведения послеродового периода. Да и благотворное влияние православной культуры значительно снижено в силу вполне объективных причин. Но согласитесь, дело не только и не столько в самих обрядах. Дело в том, что в старой России женщина в ее новой роли матери ощущала поддержку со всех сторон – и от семьи, и от общества. Помощь шла и от старших, и от сверстниц.

Молодая мать тогда не оставалась один на один с проблемами, которые не понимала, как решить. И как бы мы ни пыжились от достижений современности, мы не можем не сознавать: в наше время так и не удалось добиться гармоничного перехода от одной социальной роли женщины к другой.