Они были совсем юными, Рая и Ваня, когда началась война. Уйдя в партизанский отряд на севере Белоруссии, они прошли через страдания и победы. Теперь семья Раисы Васильевны и Ивана Григорьевича могла бы считаться образцовой и счастливой – если бы не одиночество в старости. Редкий гость заглянет в их дальнюю деревню. И никогда не играли в их дворе внуки...
Нету бога
– Рая, бинты готовы?
– Готовы, товарищ Янковский. А кого бинтовать?
– Ваньку твоего. Если бинтов у тебя хватит...
Рая вбежала в землянку – а на топчане лежит Ваня в набрякшей от крови рубашке. Санитар Алёша, по совместительству конюх, срезает куски штанин ниже колена. И там тоже кровь, кровь... В засаду попали, отстреливались как могли. Осталась только граната. Ваня подорвал себя вместе с немцами. Немцы – в ад, а вот Ваня – в рай. Раем он всегда называл землянку, где хозяйничала Рая.
Девушка старалась не думать, что бинтует страшно изуродованное тело своего любимого друга, внушала себе: это просто пациент, просто раненый. Бинтов не хватило, как и предполагал доктор Янковский, но девчонки принесли несколько чистых нательных рубах, порвали их на полоски.
– Товарищ Янковский, а Ваня будет жить?
– Рая, я доктор только в этой землянке. А так я – зубной техник из райцентра. Не знаю, милая. Молись. Умеешь?
Рая не умела. Старик Янковский стал нараспев говорить что-то по-польски, про деву Марию, про Иисуса. Тут раздался хриплый тихий голос:
– Доктор, хорош Райку-то в религию обращать. Нету бога.
Янковский посмотрел на Ивана, чья голова была почти полностью скрыта бинтами:
– У тебя нет, а у меня – есть. Лежи молча.
Янковского убили через два дня, когда прокрались в посёлок, где была аптека, – у партизан кончались запасы самого необходимого. Полицай попал прямо в сердце старику. На поселковом кладбище и закопали, в безымянной могиле. А Ваня выжил.
Источник фото:
Жизнь на болотах
Рая с Ваней не были знакомы до войны, жили в разных деревнях, ходили в разные школы. В тот год семилетку оба закончили, по 14 лет им было. Про партизан услышали сразу – недалеко городок Бегомль, там целый партизанский край был, куда немцы боялись соваться. Оба сбежали в лес, когда немцы отправили их на работы –мостить дороги булыжником. Рая, заплутав, сидела под ёлкой и думала, куда же идти, ночь уже, замёрзла, есть хочется страшно, волки мерещатся. Вдруг что-то зашуршало, она в мох вжалась. Потом всё затихло, и она уснула от усталости. Проснулась на рассвете – а под соседней ёлкой паренёк в рваном пиджаке спит. Сказал, что зовут Иваном, а родителей нет.
Потом поплутали уже вместе, но наткнулись на партизан. Это были простые деревенские люди, никаких комиссаров при них не было, оружие – одна винтовка на троих да граната на пятерых. Потом уже побольше добыли. Старика Янковского отбили у полицаев, когда те его в город везли, – у него сын офицером был. Ещё люди из деревень приходили – разные люди. Слышали, что в Бегомль даже самолёты прилетали с Большой земли с оружием, продовольствием и медикаментами. Послали туда своего гонца, пробился он к тем партизанам, а ему говорят: "Веди своих сюда, все должны подчиняться единому командованию". А тут как раз Ваня в засаду попал, Янковский погиб, совсем без медика остались. Надо идти в Бегомль, а Ваня не может. Потащили его на волокуше по лесу, по болоту. Рая всё рядом бежала, всё норовила в глаза заглянуть – как он там. Дотащили. Врач – настоящий, не то что Янковский, – толстый, в очках, осмотрел Ивана, сказал: "Раны гноятся, надо увозить, иначе не жилец".
И с первым же самолётом отправили его в госпиталь. А Рая осталась, только дала Ване свой деревенский адрес – мол, после войны приходи. Работы у неё было очень много – и раненые, и больные, начал свирепствовать тиф. Часто не хватало воды, приходилось пить болотную, в ней же стерилизовали инструменты. Немцы постоянно преследовали партизан, приходилось менять место дислокации, а в самом Бегомле оставаться было опасно. Когда Бегомль был освобождён, Рая и партизаны были уже далеко, они двигались на запад.
Приходи после войны
Дома Раю никто не ждал – отец пропал на фронте, а мать умерла ещё в самом начале оккупации, она сильно болела, а лекарств никаких не было. Но уже на территории Польши Раю отправили назад, в Белоруссию, – она простудилась на переправе и сильно кашляла. На попутных грузовиках, на телегах, а чаще пешком Рая добралась до своей деревни. К счастью, её не сожгли, дома уцелели, можно было жить. Но лекарств по-прежнему не было никаких, а кашель стал уже мучительным, надо было идти в станционный посёлок за помощью.
Пришла, уже теряя сознание от высокой температуры, её быстро в больничку положили, повезло. А на соседнюю койку определили женщину-почтальона, у неё аппендицит был. Соседки разговорились. Почтальонка и скажи: в одну деревню, мол, у меня куча писем, солдат какой-то пишет, а в деревне той никого нет, оставлять на пустом крыльце не стала, у себя держу. Рая и говорит – покажи письма. Попросила почтальонка принести ей письма из дома. А это письма от Вани! Лечили его долго, спасли от ампутации руку, потом он сбежал из госпиталя, потому что его не выписывали, и на каком-то эшелоне добрался до армии, удалось стать рядовым, год себе прибавил. И пишет: "Рая, давай поженимся, если живы останемся!"
Рая стала ждать, устроилась в больницу санитаркой – дело привычное, а в родной дом только на выходной выбиралась. Вот и война окончилась, отпраздновали Победу, а от Вани нет вестей. То он в Польше был, то в Германии, то в Чехословакии, а потом замолк. Потом пришло письмо. Рая сидит на крыльце, читает, плачет: в последний день войны при обстреле зацепило Ваню. И спасти руку, которую один раз спасли в Москве, в Праге уже не сумели. Он спрашивает: "Я тебе без руки нужен?" Она пишет сразу в ответ: "Трактор тебе не дадут, а вот на агронома выучиться можешь!"
Источник фото:
В ожидании самолёта в Москву
Приехал, рукав пустой. Отправился поступать в техникум, только сначала в ЗАГС сходили. Поступил на заочное, дома всё учебники штудировал. Ходил в поле, уцелевшей рукой разминал землю, учился определять зрелость колосьев. Жене сказал: "Хватит тебе санитаркой быть, поступай тоже в училище – на фельдшера". Выучилась, стала фельдшером. Ване постоянно делала массаж – всё тело после ранений и контузий болело, даже рука, которой не было.
Рос сын Игорь, здоровый, крепкий. Отца Раи так и не нашли – числился пропавшим без вести, а родители Ивана, оказывается, были репрессированы, его отправляли к дальним родственникам на Псковщину, но он оттуда сбежал и к моменту начала войны жил у сердобольной старухи приёмышем. Уже после смерти Сталина удалось узнать, в какой лагерь отправили родителей Вани, но они оба, увы, умерли в заключении. Игорь вырос, пошёл в армию. Родители подсчитывали, сколько будет стоить построить дом для новой семьи, потому что в райцентре Игоря ждала девушка. Вдруг из армии письмо: "Приезжайте, ваш сын погиб". Зимой в гараже возился с машиной, прогревал её, уснул от усталости – и задохнулся выхлопными газами. Рая так плакала, что чуть не ослепла. Ваня одной рукой держал её за плечи, а другой руки, чтобы вытереть свои слёзы, у него не было.
После этого Рая быстро стала сдавать. То одна болезнь, то другая – даром что сама медик, ставила себе диагнозы. Очень изменилась и внешне, в зеркало смотреться не хотела, не то что фотографироваться. Раньше выбирались в Бегомль на партизанские сходки, потом не смогли. Потому что все спрашивали: "Раечка, Ванечка, как сынок, растут ли внуки?" Сейчас по-прежнему живут вдвоём. Родни нет, приезжают на велосипедах старшеклассники из посёлка, идти-то далеко, а старикам помочь посылают. Кто дров наколет, кто газовый баллон поможет поменять. Провели воду из колонки за свои деньги, теперь хоть с вёдрами ходить не надо. А Ваня уже и не видит ничего, и заговариваться стал. Что было вчера – не скажет, даже про сына забыл, а что было на войне – помнит. Утром просыпается: "Рая, у меня так всё болит, мне бы дождаться самолёта в Москву. Где таблетки, что от доктора Янковского остались?" Рая, глотая слёзы, пододвигает ему конфетки-драже. Ваня удивляется: "Надо же, какие у Янковского таблетки вкусные, и что он их мне раньше не давал? Я с ними как в раю – в том партизанском раю". И каждый вечер они ждут самолёта на Москву...
