Photo by Andrii Podilnyk on Unsplash
Наверное, это извечный вопрос, почему среди подростков модно одеваться так, будто они сбежали из сумасшедшего дома. Зачем им синие волосы, тоннели в ушах и татуировка по всему телу? А главное – что со всем этим делать нам, взрослым?
Наследственность у них такая?
Я выскочил из метро и решил срезать дорогу, пройдя через парк. Там и воздух посвежее, а то жарища неимоверная.
У входа меня встретили полицейские.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Пока тихо, – загадочно ответил один из них.
И тут мимо нас, держась за руки, проскакали на центральную аллею две совсем юные девчушки. Ну, лет пятнадцати, не больше. У одной – волосы зелёные, у другой – синие, у одной – чёрная юбка с разрезом на боку чуть не до самой талии, а выше только бюстгальтер, у другой – джинсовые шортики, больше смахивающие на купальные трусики, из-под которых торчат резинки, держащие жёлтые чулки в сеточку. Причём у той, что в юбке, на попе прямо посредине пришит большой белый бант, точь-в-точь такой, как у маленьких девочек на голове.
Следом за этой парочкой с криками и смехом устремилась компания таких же девчонок и мальчишек, разодетых не то под клоунов, не то под огородные пугала.
Photo by Jonnelle Yankovich on Unsplash
– Это что? Простите, кто? – задал я глупый вопрос.
– Проходите, гражданин, не мешайте работать, – уже раздражённо сказал полицейский.
Он нехотя оторвал взгляд от очередных полуобнажённых девичьих телес и ленивым кивком головы показал в сторону висевшей неподалёку афиши предстоящего концерта.
Большинство имён и псевдонимов выступавших я слыхом не слыхивал: Джиган, Федук, Элджей, Пошлая Молли, Little Big, The Hatters… Но меня это не смутило. В моё время в Ленинградском рок-клубе многие тоже звались по-английски, а уж группы были и вовсе с вызывающими названиями – «ДДТ», «Джунгли», «Зоопарк», «Гражданская оборона», «Сектор Газа»… Так что даже «пошлыми молли» нас не удивишь. Да и те, кто приходил на «сейшн», одевались тоже не как завсегдатаи Мариинки или БДТ.
Короче, если ещё пару минут назад я разглядывал пробегающих мимо юнцов и юниц, оторопев от изумления, то афиша напомнила мне о собственной юности и заставила признать – дети наши не виноваты, просто у них тяжёлая наследственность.
Не в мать, не в отца, а в сверстников?
Молодёжь – в том числе петербургская – всегда одевалась так, что старшее поколение приходило в ужас. Молодёжная мода полувековой давности ещё у многих в памяти, но вот вам свидетельство того, что происходило на центральных проспектах Российской империи в конце 1870-х годов. Александр Бенуа, «Мои воспоминания»:
«Типичными чертами студенческого образа была широкополая мягкая шляпа, длинные неопрятные волосы, всклокоченная нечёсаная борода, иногда красная рубаха под сюртуком и непременно плед, положенный поверх изношенного пальто, а то и прямо на сюртук. Нередко лицо студента было украшено очками, и часто эти очки были тёмными. <…> Для типичной курсистки полагалась маленькая шапочка, кое-как напяленная, неряшливо под неё запрятанные, непременно остриженные волосы, папироска во рту, иногда тоже плед, сравнительно короткая юбка, а главное – специфически вызывающий вид, который должен был выражать торжество принципа женской эмансипации».
Это была не мода, а веление субкультуры. Неважно, студент ли ты, курсистка ли, но если ты одет по-другому, ты не принадлежишь к прогрессивной молодёжи, и значит – тебе не подают руки, с тобой не дружат и вообще не считают за человека.
Одежды менялись, но принцип оставался неизменным. И в 1920-е, когда носили кожанки и ходили в комсомольский самодеятельный театр «Синяя блуза». И в 1960-е, когда современным у парней и девушек считался бесформенный вытянутый свитер, желательно грубой вязки, а также узкие обтягивающие брюки и туфли «на манной каше». И в 1970-е, когда появились джинсы-«варёнки» и значки-баттоны со всякими «умными» надписями типа «Мы стараемся сильнее» и «Всё начальство – дурачьё»…
Это была не одежда, это была форма протеста против консерватизма взрослого мира. А сегодня?
– Всё это блажь! Выпендрёж! – сказал мне один молодящийся дед. – Поставить их к станочку да заставить жить на кровно заработанные – враз вылетит дурь из головы!
Но в том-то и дело, что это только нам, отцам и дедам, кажется дурью. Иначе зачем девчонки часами просиживают за швейной машинкой, мастеря себе вызывающие наряды? Зачем мальчишки и те же девчонки терпят боль, когда, пробивая тоннель, им растягивают мочки ушей то ли «спиралью», то ли «рогаликом» или когда делают татуировку на ещё почти детской нежной коже, а тем более когда старую, «неправильную» татуировку сводят?
Кроме того, за несоблюдение «дресс-кодекса» мальчишек могут и побить. К примеру, в глубинке – за то, что богато одет (форма протеста против «сынков»), или за то, что носишь импортное («за американский шмот»). Так что тем, кому от 13-ти до 18-ти, очень важно соблюдать «виш-лист» (перечень желаемых вещей, от английского wish – желать).
Какая уж тут блажь! Всё серьёзно. Очень серьёзно.
Photo by K I L I A N on Unsplash
Будем ужасаться или лечить?
Сегодняшний подростковый «выпендрёж» в одеждах, причёсках и разукрашиваниях своего тела – это не только социальный протест против консерватизма старших, как было в стародавние времена.
Это к тому же стремление к непохожести. Своего рода ответ глобальному миру с его стандартизацией мод, вкусов, идей, массового искусства, вещей, продуктов питания… Это наглядное противопоставление: вот я – уникальный и неповторимый, я – личность, отличная от всех на свете. А «дресс-кодекс», если и утверждает одинаковость, то лишь в небольшой, территориально ограниченной группе.
И ещё – это карнавализация. Выдающийся философ и теоретик европейской культуры Михаил Бахтин в прошлом веке ввёл понятие карнавализации – как обозначение воздействия средневекового карнавала (католического праздника-маскарада, переодевания, отмечаемого в Великий пост и аналогичного восточнославянской Масленице) на культуру и мышление Нового времени. Теперь, когда цивилизация на наших глазах переходит от старых форм к новым, ещё никому не ясным, подростковая карнавализация, похоже, выполняет ту же функцию.
Конечно, вся эта протестность – неосознанная, эмоциональная. Но с годами, когда эти мальчики и девочки окончательно вырастут и сами станут уже поколением родителей, они наверняка осмыслят былое увлечение и поймут, что «ничто на земле не проходит бесследно».
…Ну а нам-то, «предкам», как сегодня относиться к причудам наших детей и внуков? Как оценивать их стремление по-клоунски одеваться, писать и рисовать на себе, словно на заборе, красить в яркие цвета волосы, носить золотые украшения в самых неожиданных местах своего тела, пробивать в мочках ушей огромные дыры?
Думаю, относиться и оценивать лучше всего так же, как было, когда ваш ребёнок болел скарлатиной или коклюшем. Лечить. Иногда дозами здорового юмора, иногда посильной помощью, а иногда и восхищением при виде оригинальных решений. Но, убеждён, с татуировкой, пирсингом и тоннелями в ушах – бороться всеми силами, убеждая, что это навсегда, на всю жизнь, до самой смерти, и потом этого уже нельзя будет исправить ни-как и ни-ког-да! Остальное сами перерастут…
