Источник фото: Photo by from
Мой подростковый возраст был крайне сложным и крайне мерзким. Все отвратительные черты моего далеко не ангельского характера вышли на первый план. Чувствительность, на тот момент свойственная мне, превратилась в истеричность, чувство собственного достоинства превратилось в осознание того, что я лучше всех окружающих меня идиотов (будем честны, думаю, это все еще является частью меня), а умение хорошо формулировать то, что я думаю, позволило непревзойденно хамить и оскорблять людей. Короче, со мной было очень сложно. Мои ценности отличаются и отличались от ценностей моих родителей, и, конечно же, это не могло не фигачить в полную силу в мои 14-15 лет.
Ох как я орала! Классическое «Вы мне жизнь испортили!», не менее классическое «А я вообще не просила меня рожать!» и полное осознание того, что уж я-то самая умная, а эти два великовозрастных дурака ничего не понимают и не поймут. Мои родители справедливо не были со мной согласны. Более того, в меру своих сил они пытались всячески помочь мне. Не скажу, что всегда их попытки были в верном направлении, но да, они меня очень любили и очень хотели помочь.
Со временем шило в заднице успокоилось, гормоны тоже, а вот испорченные отношения с родителями просто так не могли исправиться. К тому же я – человек гордый, и сделать какие-то шаги навстречу мне было очень трудно, а если я их и делала, то с кислой миной и так, как будто я делаю им всем одолжение, из-за чего все мои попытки сгладить конфликты скорее разжигали их, ведь, как я писала выше, характер у меня мерзкий. Однако сейчас, когда, смею надеяться, мой подростковый возраст уже закончился, моя мама является для меня очень и очень близкой подругой. Год назад я бы написала, что все плохо. Но моя замечательная мамочка умудрилась сблизиться со мной так сильно, как никогда, за такой короткий отрезок времени.
Когда я сказала, что начала читать «Идиота», мама оживилась. Часто спрашивала, как он мне. Вообще, Федор Михалыч сыграл огромную роль в истории наших с мамой взаимоотношений. Когда я за три дня прочитала «Бесов», а мама спросила, понравилось ли мне, я разразилась сбивчивой тирадой, суть которой заключалась в том, что я в восхищении. Тогда Достоевский окончательно стал нашей общей темой, а на Новый год мне подарили «Карамазовых». Я видела, что мама живо интересуется тем, что я скажу, я видела, как она заглядывала в мои глаза, спрашивая, как я понимаю того или иного героя. Когда я эмоционально рассказывала ей о том, что произведения Достоевского – это как будто иносказательная библия, о том, что Настасья Филипповна – это Мария Магдалина, она соглашалась, и я видела, что именно этот человек действительно видит во мне интересную собеседницу. Именно этого мне тогда так не хватало – осознания, что родители со мной на равных, что я привлекательна как личность. Что я не глупая девочка-подросток для них.
Источник фото:
Пожалуй, искусство и сблизило нас с мамой. Как-то я пришла в один крохотный петербургский театр и влюбилась в него. Я прожужжала мозги всей семье об этом театре. После каждого спектакля, на который я ходила с руководительницей одного кружка, я говорила непрерывно, сбивчиво, эмоционально – настолько меня потрясало то, что происходило на сцене. Эмоциональный раздрай мог длиться до недели. И однажды мама купила билет в этот самый театр. В мой самый любимый, самый потрясающий театр. На один из моих любимых спектаклей. Купила и тоже влюбилась, окунулась с головой. И тут понеслось: мы ходили вдвоем на спектакли по два-три раза в неделю. Встречались в метро, ехали, шутили, я ставила ей свои любимые песни. После спектакля обсуждали то, что увидели на сцене, шли в кафе, ели и разговаривали. Мы были уже на практически всех спектаклях этого театра и почти на всех – больше, чем один раз. Мама с фанатизмом скупала билеты, отслеживала, когда их выкладывали в группе театра (а театр очень маленький – 45 мест для зрителей, билеты раскупают за полчаса, и мама всегда успевала купить билеты на мои любимые спектакли). Постепенно я поняла, насколько сильно нуждаюсь в ее обществе. Я будто увидела маму заново, заново познакомилась с ней и нашла в ее лице лучшую подругу.
Я думаю, что решающим моментом стало не наличие общих интересов, а то, что мама наконец-то по-настоящему увидела во мне собеседницу, стремилась к диалогу со мной и учитывала мои интересы, тратила деньги и время на то, чтобы порадовать меня. Несмотря на то, что я была старшим ребенком, несмотря на то, что мне уже есть 18, я остро нуждалась в родительском внимании. И сейчас нуждаюсь. Я нуждалась и нуждаюсь в поддержке кого-то, кто сильнее меня, и только моя мама однажды пришла ко мне и просто поговорила. Не обвинила, не наехала, не сказала, как я разочаровываю ее. Просто пришла и сказала: «Ну, что будем делать?».
Я не верила, что моя мама, которая не понимает и не принимает мой образ жизни, сможет стать именно той, к кому я пойду за помощью. Мне не хватало сильной подруги, которая будет меня понимать, которая сможет обнять меня и сказать: «Все будет хорошо». Мне не хватало той, которая будет действительно думать о том, какую книгу я сейчас читаю. Мне не хватало этого всего именно от моих родителей. И на самом деле этого не хватает не только мне. Каждый замкнувшийся в себе, тонущий в депрессии и самоненависти подросток, даже вырастая, нуждается в старшем друге. И лучше всего эта роль подходит его родителям. И хуже всего, больнее всего, когда в уже сформировавшейся личности родители видят только глупого ребенка. Потому что осознавать, что в глазах тех, кто вырастил и воспитал, ты – глупое, ничего не умеющее создание, страшно. Чувствовать себя разочарованием, винить себя в крушении родительских надежд ужасно. Все, что остается – уйти, отдалиться, закрыться. И только когда родители просто берут и выслушивают, просто берут и становятся рядом, плечом к плечу, хочется стать к ним ближе. Поэтому, я думаю, что отношения с подростками и даже уже взрослыми детьми наладить не так сложно. Все, что нужно – искренне увидеть в ребенке личность, интересную личность, из общения с которой можно многое почерпнуть.
