Когда ребёнку исполнился год и пару месяцев, мы обменялись с женой ролями. Она стала работать и зарабатывать деньги, я начал сидеть с ребёнком. Друзья меня спрашивали: «Как ты на такое подписался?», «Зачем ты уволился и начал заниматься ребёнком?». Ответ был простым: «Так выгодней».
Я всегда старался мыслить рационально. У моей гражданской супруги на тот момент был большой опыт работы, у неё была возможность зарабатывать бОльшие деньги, затрачивая меньшие ресурсы. Я был моложе, и хорошая работа мне не светила. Зато у меня оказались бОльшие способности в родительстве. А раз так, то зачем думать о стереотипах, если они не выгодны?
В общем, за короткий срок я открыл для себя все прелести родительской жизни, а также все прелести стереотипного мышления окружающих. Началось все в поликлинике.
Через несколько дней после моего увольнения я пришёл с ребёнком к педиатру. То ли дочь болела, то ли нужно было прийти на плановый осмотр – я уже не помню. Я посидел в очереди и спустя 40 минут зашёл с малышкой к врачу. «Так, Полиночка у нас с братиком пришла, а мама где шлындает?» – спросила на входе медсестра. «Понятно», – подумал я про себя, мгновенно осознав, как будут относиться ко мне окружающие в ближайшие месяцы.
«Не брат, а папа», – неуверенным голосом ответил я. Несколько секунд шока и громкий ответ от врача: «Хорошо, папаша у нас молодым оказался. А мама-то где?». Мой ответ про то, что она работает, а я сижу с ребёнком, привнёс в ситуацию окончательный диссонанс. «Ну… хорошо...», – произнесла врач, записывая в медицинскую книжку большими буквами «ПРИШЛА С ОТЦОМ».
К слову, педиатр и медсестра быстро привыкли к молодому отцу и вскоре совсем забыли о том, что когда-то я их удивлял. Удивление прошло и у профильных врачей, и у воспитателей в садике, и у консьержей, и у соседей по этажу. А вот недопонимание у случайных прохожих оставалось всё время.
Тогда мы жили в Пушкине, в пригороде Петербурга. Сидеть дома с ребёнком я не собирался и почти каждый день уезжал с дочерью в центр города: в музей, на встречи с друзьями, в университет. У меня был студенческий проездной, поэтому все передвижения по большому городу были бесплатны, и я этим активно пользовался.
Итак, типичная поездка в город. Я кормлю ребёнка, одеваю, сажаю в коляску, мы идём на остановку и ждём наш 186-й автобус. Прибывает автобус. Увидев молодого отца, из автобуса мигом выбегает пара взрослых мужчин или даже женщин, пытается помочь взобраться в транспортное средство и требует от других пассажиров покинуть центральную зону, оборудованную для колясок. Пока меня всё устраивает. Конечно, я могу без труда сам занести коляску внутрь автобуса и попросить подвинуться, но раз люди так стараются помочь, то лучше сказать им спасибо и сделать вид, что без их помощи я действительно бы не справился.
Я захожу с коляской в автобус, паркуюсь, включаю ножной тормоз, немного раздеваю ребёнка и снимаю с себя куртку. Ехать до метро минут 20. Но уже примерно через 5 минут после начала движения начинается настоящий треш. Не будет преувеличением, если я скажу, что у половины пассажиров в автобусе внезапно просыпается желание меня чему-то научить.
Для начала люди старшего поколения пытаются навязать, что ребёнка раздевать не стоит – в автобусе открыто окно и малыш может простудиться. Иногда монолог пассажиров начинается с того, что ребёнку, наоборот, жарко, и нужно его ещё сильнее раздеть. Самый сок случается реже – это когда некоторые в автобусе уверены, что ребёнку холодно, а другие, наоборот, кричат, чтобы открыли окно. Тем временем дочь спокойно жуёт свой банан и даже не догадывается, что орущие друг на друга люди вокруг спорят о… её комфорте!
Бывает такое, что ребёнок по пути к автобусной остановке уснёт. Пару раз случалось, что дочь просыпалась в автобусе. Разумеется, сонный малыш при виде незнакомого места и чужих людей начинает плакать. В обычной ситуации слёзы проходят всего через минуту, как только ребёнок окончательно просыпается и удостоверяется, что он в безопасности. Но вот людям в автобусе, считающим себя гуру в родительстве, эта элементарная вещь почему-то непонятна.
При обычном минутном крике начинается гул по всему автобусу. Одна бабуля говорит, что ребёнок хочет пить, вторая – писать, третья – ребёнка нужно покормить. Четвёртый уверен, что жарко. Заканчивается это криками о том, что «где гуляет мама» и почему она отдала ребёнка «какому-то мальчику».
Когда подобная ситуация произошла в первый раз, мне пришлось срочно вынести ребёнка на улицу. Я прекрасно понимал, что рёв начался не из-за жажды, голода и холода, а из-за кучи орущих и неодобрительно глазеющих на ребёнка персон. И что, выйдя из автобуса, я спасся от гуру-родителей? Нет! За мной выскочила женщина лет 50 и ВНЕЗАПНО предложила помочь поменять памперсы. Мой мозг настолько вскипел, что во мне проснулась провинциальная кровь. Я громко послал даму на три русские буквы – и вопросов ко мне больше не возникало. Сожалею, что пришлось материться при ребёнке, но тогда из меня других слов выйти уже не могло.
Ладно, хватит уже про автобус. Следующие полчаса мы едем на метро. Это самая лучшая часть нашего путешествия. Поезда в метро ездят очень громко, пассажиропоток огромный, постоянно кто-то входит, выходит и перемещается по вагону. В такой ситуации ни у кого из окружающих не возникает вопросов, почему с малышом едет «какой-то мальчик». Всем не до этого.
Выход из метро, небольшая прогулка – и вот мы в Эрмитаже. Идём смотреть картины. Я прекрасно понимаю, что моему ребёнку неинтересна живопись, поэтому я громко и эмоционально показываю малышу на картинах животных. Дочке животные нравятся: она входит во вкус и мы классно проводим время… пока на пути не встречается смотритель.
«Такому маленькому ребёнку в музее делать нечего!», «Не показывайте это малышу! Это же человеческие гениталии!», «С виду парень нецелованный, а уже имеет малыша!». Вот как можно нормально проводить время, когда у людей возникает к тебе столько не очень умных вопросов? Поход в музей заканчивается тем, что ребёнок засыпает дневным сном, и я начинаю в телефоне читать описание выставки. Тут же прибегает другой смотритель и пытается сделать мне выговор: «Что за поколение пошло? Пришёл в музэй, зачем-то дочь привёл, да ещё и сидит в телефоне. Сейчас выгоню!». ЧТО? К счастью, в этот раз мне хватило такта промолчать и не отправлять смотрительницу на три совсем не интеллигентные буквы.
Конечно, шансов выгнать меня из музея у неё не было никаких, но вот в других ситуациях стереотипы могут сильно подпортить планы. Например, со спящим ребёнком тяжело сходить в банк, на почту, в офис «Аэрофлота», всюду, где ты непременно столкнёшься с людьми, недоумевающими от молодого отцовства. Ситуация ухудшается ещё и тем, что окружающие громко говорят, зачастую будят малыша или просто начинают негативно на меня реагировать, вызывая у ребёнка стресс. «Жарко, холодно, где шапка, где мама, сколько тебе лет, твоя дочь или сестричка, и как тебе, молодому отцу?» А в голове у меня только одно: «Когда они уже наконец-то замолчат?».
Я могу однозначно сказать, что это ненормально. Более того, это нездоровая специфика российской действительности, от которой нашему обществу нужно избавляться. Люди могут и должны нормально реагировать на молодых отцов. Что я подразумеваю под нормальной реакцией? Нормально – это когда люди не суют свой нос в чужие дела и занимаются тем, чем занимались до появления на горизонте «нецелованного парня» с малышом.
Так получилось, что когда ребёнку было 7 месяцев, то есть до моего декрета, мы с супругой и дочерью месяц жили у друзей в Нью-Йорке. Я находился в отпуске и мог позволить себе провести часть времени с малышом наедине. Я также гулял с коляской, мы ездили на общественном транспорте и, конечно, посещали Метрополитен-музей – американскую версию Эрмитажа. За месяц вопросов ко мне не возникло ни у кого из окружающих. Совсем ни у кого! Молодой парень гуляет с малышом по музею? Это его дело. Парень меняет подгузники в электричке? Это его право. Двое молодых парней зашли со спящим ребёнком покупать сим-карту? Ну это же их жизнь, они ж никому не мешают.
Уже в Европе мне приходилось приводить ребёнка к врачу на осмотр. Ни одного вопроса про маму, мой возраст или личную жизнь. Малыша проверили, прививки сверили, бумажку выписали и отпустили домой. Помню рейс из Северной Греции в Афины: мы с дочерью летим вдвоём, вокруг нас – только пожилые греческие пары. Все радуются красивой девочке и играют с ней. Ни одного вопроса про маму или возраст. Как вообще можно задавать личный вопрос чужому человеку? А мы, между прочим, были полураздеты из-за непривычной жары, окружающие бабули и дедули сидели в тёплых кофтах. Но ни у кого не возникло вопроса про одежду. Греческим бабулям и дедулям почему-то, в отличие от российских, не казалось, что им лучше знать, как чувствует себя малыш.
А ведь такие мелочи важны. Именно они формируют сознание человека и подогревают глупые стереотипы. Раз общество считает, что молодые отцы не способны справиться с ребёнком, то кто в этом обществе захочет завести малыша в раннем возрасте?
Все фотографии из личного архива автора.
