Она не любила детей. Всегда. Сколько себя помнила. Семья была большая, многодетная, она была старшей, и ей приходилось много делать и по дому, и за младшими присматривать. Она не хотела такой жизни ни сейчас – в юности, ни потом – в самостоятельной жизни.
А уж детей… и подавно ей было не нужно. Училась в школе она хорошо, очень старалась, изо всех сил, чтобы выбраться из нищеты, из этого ненавистного маленького городишки, из перекошенного, старого, совсем маленького и неуютного домика.
Когда она уже училась в старших классах и одноклассники проводили разные вечеринки, мать заставляла обязательно брать одного из младших сестриц или братьев вместе с собой – это было обидно, до боли противно, но ослушаться мать она не могла. И вот так с юности возненавидев все, что было связано с маленькими детьми, она и думать не хотела и не могла о том, что когда-то может случиться, что у нее будут свои дети.
Легко поступила в институт, как-то даже и не заметила, как промелькнули студенческие годы, получила красный диплом и возможность выбора работы из нескольких очень престижных предложений. Ее карьера круто и резко пошла вверх.
Довольно скоро она стала соучредителем банка, в котором начинала свою трудовую деятельность. Деньги домой она посылала регулярно, крупными суммами, но ехать не хотела, отговаривалась занятостью. Но чтобы и братья, сестры или другие родственники навещали ее, ей тоже не хотелось.
Жизнь бежала, как скоростной поезд. В ее жизни было все, к чему она так стремилась с детства: и любимая работа, и дорогая одежда, и лучшие курорты мира, и путешествия, и поездки, и командировки. Не было одного – совершенно отсутствовала какая-либо личная жизнь. Ее просто не было. Не встретился ни один мужчина, который хоть немного бы удостоился ее внимания.
Подруг особенно близких не случилось тоже, были коллеги, партнерши по фитнесу, а задушевных подруг не было, да и как-то не нужно ей было это. Начальницей она была хорошей, готовой понять и помочь в любых житейских трудностях, кроме одного – если проблема была связана с детьми. Сослуживцы знали, что с такой «бедой» – отпроситься ли на родительское собрание или взять больничный из-за болезни ребенка – лучше не обращаться: начальница не поймет, только рассердится.
Довольно невнимательная к людям, она стала замечать, что ее секретарша, пожалуй, единственный близкий ей человек, насколько секретарша может быть близкой подругой такой серьезной и строгой начальницы, очень плохо выглядит. Она знала, что секретарша не замужем, живет в маленькой квартирке, оставленной в наследство кем-то из родственников. Больше о секретарше она ничего не знала.
Однажды она и не заметила, как засиделась на работе допоздна, отпустила водителя служебной машины, сказав, что прекрасно доберется сама на своей новенькой машине. Водитель радостно, от того что не нужно ждать начальницу, уехал домой. Секретарша уйти не могла – ей полагалось быть на рабочем месте, пока начальница не покинет свое рабочее кресло. Так и сидели до полуночи, каждая за своим столом.
Спохватившись,что засиделась, заработалась и заставила перерабатывать секретаршу, она извинилась перед ней и даже предложила ее подвезти до дома, время же позднее, ночное, зимнее, холодно. Секретарша отказывалась. Она настояла. Как же потом она себя ругала за это «настояла».
В машине секретарше стало совсем плохо: она то стонала, то кричала... Вспомнились бесчисленные роды матери, в которых она, как старшая из детей, была каждый раз помощницей – принеси-отнеси… Кое-как определившись с диагнозом, она погнала машину по заснеженной, скользкой, совершенно пустой дороге к ближайшей больнице…
Снег летел огромными хлопьями, забивая все стекла, секретарша то стонала, то орала, то так замолкала, что становилось совсем жутко. Она старалась, старалась вырулить из этого снежного натиска, из этой невозможно скользкой дороги, на которой машину просто разворачивало в разные стороны… Дикому ужасу просто не было конца…
Последнее, что она увидела, – это яркий свет фар, откуда-то взявшийся на совершенно пустой дороге.
Лежать в больнице пришлось не очень долго, особых повреждений у нее не было. Приходили сослуживцы, приносили цветы, фрукты, говорили сочувственные слова. Приходил следователь. Это была просто формальность, ее вины в аварии не было, все было видно на видеорегистраторе, и ни у кого никаких сомнений по этому поводу не было. Они столкнулись с огромным бензовозом, за рулем которого был шофер под небольшой дозой алкоголя – «для сугреву» на этой ужасной стуже...
Про секретаршу она не спрашивала, да и ей ничего никто не говорил. Только однажды поздним вечером, когда все медицинские светила разошлись по домам и осталась на дежурстве одна старушка-нянечка, она услышала слова нянечки: «Подружка-то твоя на месте погибла, царствие ей небесное… а мальчонка жив… хоро-о-оший...»
Прошло еще несколько дней. И вот вечером незадолго до выписки опять пришла та же нянька и почему-то голосом ее матери, которому она не могла осмелиться перечить с самого детства, положив ребенка на ее кровать, сказала: «Пусть мальчонка с тобой сегодня побудет, устала я чтой-то»… Вот так вот…
Ребенок спал, она сидела в кресле… Через некоторое время ей, слегка замерзшей, тоже очень захотелось прилечь, согреться, заснуть. Она никак не могла приспособиться и лечь рядом с ним. Кое-как устроившись, она впервые за многие недели заснула спокойным, здоровым сном, сном счастливого человека. Всю ночь ребенок спал, ни разу ее не потревожив, а утром она проснулась от того, что на нее смотрят два очень красивых васильковых глаза, как бы очень внимательно и серьезно ее изучая. Она взяла малыша на руки – этот детский запах, всю жизнь ее так раздражавший, сейчас показался необыкновенно приятным и даже вкусным. Вошедшая в палату старуха-нянька, увидев такую картину, сказала: «Ну вот и славно... Ну вот и славно… У него же никого больше нет…»
Через несколько дней они выписывались из больницы и она оформляла так ненавистный ей отпуск по уходу за ребенком. Но теперь это было совсем другое дело, другое чувство – это был ее ребенок, ее сокровище, которое она не могла доверить ни одной няньке…
Материал взят с сайта: alterhouz.com
